ПАМЯТИ «НОВЫХ РУССКИХ»
Это негры придумали. Они же талантливые. Для тех, кто не в курсе: негры придумали джаз и рэп, голливудскую улыбку и молодежную революцию. Они скрестили богослужение с аэробикой. Без них бы не было демократии, спортивные стадионы заросли сорняками, а музыкальные телеканалы работали полчаса в день. Без негров мир был бы уныл и однообразен. Всюду, куда приходили негры, становилось радостней жить. Я знал негра Васю, который торговал подмосковными огурцами. На рынке он был звездой. Его детям показывали. Никто не продавал огурцов больше, чем Вася. Кавказ отдыхал.
Неграм, пришедшим на Русь в период перестройки и гласности, здесь многое нравилось: снег, девушки, мороженое «Пломбир», непосредственная реакция населения. Но одно им не нравилось страшно. Им не нравилось, как их у нас называют. И негры попросили называть их иначе – «новые русские». Это звучное сочетание слов было у негров украдено. Его совершенно бессовестно присвоило наше бизнес-сословие. Едва родившись, оно пожелало как-нибудь оттопыриться, дать себе нормальное погоняло. Но на это своего ума не хватило. Вот автомат Калашникова разобрать – это пожалуйста. А мозгами пошевелить – так просто беда. Короче, кинули наши негров, оставили с тем, что есть.
Так у русского делового сообщества появилось название, которое ему очень льстило. «Новые русские» - это же, типа, новые люди, типа, диво дивное.
«Новые русские», надо отдать им должное, удивили мир. Особенно в девяностые годы. И удивившись, мир попытался сравнить их с чем-то подобным. Ближе всех были арабы, торгующие сырой нефтью и золотыми изделиями. То же тяготение к броской роскоши, та же спонтанная щедрость. Но арабы были другие. Они были сонные, мягкие, как пластилин, и их не хватало надолго. Эти отличались от арабов принципиально. Они были моторные, агрессивные, и они не останавливались никогда.
У «новых русских» имелась диковинная черта. Они стремились скупить все без разбора, а потом выбросить. Они покупали дорогие автомобили, антиквариат, эксклюзивные вещи и ширпотреб. Все эти приобретения годами пылились на купленных ими виллах, а потом продавались задаром, вместе с наскучившим домом, как хлам.
Новые русские господа были порождением страны, еще недавно закрытой. В сторону этой страны западный житель смотрел с опаской. Она как-то странно совмещала дикость и просвещенность, покой и порыв. В ней жили медведи и Достоевский. Лежа в вечной мерзлоте, она двигалась в коммунизм.
Жителей этой страны на Западе ждали. Все понимали: рано или поздно они придут. Русских ожидали с опаской и любопытством. Казалось, явится из этих просторов окрыленная беднота, которая, отодвинув в сторону здешние безделушки, панибратски треснет по плечу и позовет за собой – к звездам. И западный человек, в глубине души страшно боящийся звезд, вздрогнет и устыдится. Он поможет пришельцам деньгами и технологиями, а сам останется дома – помашет с крыльца. Однако вместо окрыленной бедноты явилось нечто иное, нечто такое, отчего трудно было не офигеть. Это приперлось исключительно за безделушками. Для этого безделушки были всем - смыслом, целью, судьбой, мерилом успеха, тем, что дороже отца и матери, дороже снежной страны, оставшейся за спиной.
И это дорвалось. С испариной на лбу и разгорающимися глазами, оно стало потреблять все самое дорогостоящее из того, что производил Запад. Все, что гости видели, делилось ими на «круто» и «не круто». Покупая, они соревновались в крутизне. С каждой покупкой они возносились в потребительскую высь, становясь все круче и круче.
Новые гости привозили на Запад деньги своей страны, и Западу это было полезно. Но, глядя на насыщающихся гостей, здешнему человеку постепенно становилось обидно и неприятно. Обидно, потому что Запад – это не только безделушки. Это еще искусство, наука, традиции. Но эти его стороны новых русских господ не трогали совершенно. А неприятно было от того, что они швырялись деньгами. И деньги считали бумагой. Между тем, деньги бумагой не были. Деньги были платой за труд и талантливость. Они требовали к себе уважения. По тому, как гости обращались с деньгами, Запад вскоре все понял. Он понял, что за люди зачастили в его края, что ими движет и чего от них ждать. Запад не понял лишь одного - откуда это взялось? Как страна, которая строила коммунизм, это породила?
Мы тоже мыслим: как и откуда? И видится нам, что это появилось тогда, когда страна уже не строила ничего. Когда страна, под названием СССР, уже погружалась под воду. Ее топили все: диссиденты (по велению сердца), ЦРУ (по долгу службы), русский рок (по дурости), элита (из-за презрения к принципу социального равенства), а также простые граждане, осатаневшие в погоне за колбасой и иностранными джинсами. Ее топила коммунистическая партия, которая делала вид, что историю движут решения съездов и пленумов. Ее топил КГБ, жаждущий власти и гегемонии.
И Советская страна в итоге ушла под воду; намного раньше, чем об этом было официально объявлено. Она стала градом Китежем, утонувшим вместе со своими достижениями и просчетами, вместе со своей великой мечтой и космическими амбициями. И над водами, накрывшими новый Китеж, начал носиться дух. Все считали, что это правильный дух, который сотворит «русское чудо» - накормит, обустроит, внедрит. Что это дух свободного предпринимательства. Оно так и было, но только с поправкой. Это был дух не просто свободного предпринимательства, а самого свободного предпринимательства в мире. Нигде этот дух не был так свободен, как здесь. Здесь он освободился от всего. У него не оказалось никаких тормозов – ни религиозных, ни моральных, ни этических, ни государственных. Это был дух-дикарь, дух-отморозок.
Носителями этого духа стали не протестантские общины, не русские старообрядцы. Они и не могли ими стать в силу богобоязни и наличия совести. Его носителями стали «новые русские» - социальная мешанина из вчерашних студентов, скучающих у окошек НИИ, бывших фарцовщиков и криминальной братвы. Это все очень быстро срослось, перемешалось, заговорило на одном языке и зажило по понятиям. Оно выработало систему ценностей, где первые места заняли бабло и понты.
Оно, конечно, себя показало. Оно вывезло, разбазарило, распилило всё, что возможно. Для него всё было товаром на экспорт: цветной лом, извлеченный алкашами из высокоточных станков, оборонные технологии, намоленные иконы, красивые девушки. Оно внедрило сотни способов воровства из бюджета.
Русское чудо не оттопырилось. Страна ждала его зря. С такими ребятами чудес не бывает. Русское экономическое чудо было в другом. В том, что страна вообще уцелела.
«Новые русские» никогда не скрывали, что их мечта – уйти по желтой кирпичной дороге в волшебный западный край с его изумрудными городами, где крутых пальцанов ждут обожание и почет. Но с этим вышел облом. Очень скоро выяснилось: сколько ни кидай денег в морды вежливым господам, покупая себе уважение, они все равно презирают.
Однако презрение - полбеды. Это еще стерпеть можно. Вежливые господа покусились на святая святых – вывезенные из родной страны бабки. Они начали выяснять происхождение капиталов и морозить счета. Кого-то даже арестовали посреди привычного отдыха, который обеспечивали пятнадцать блядей, и бросили в обезьянник.
Это всё очень обидно. И главное – не сделаешь ведь ничего. Ни братву не нашлешь, ни ментов не подтянешь. Раньше казалось: распахну лопатник, отвешу капусты и потребую продолжения банкета. А сейчас ясно: может, и не сработать. Вышвырнут из пентхауса за непристойное поведение и не посмотрят, что миллионер. Мало ли на свете миллионеров.
В общем, в конце девяностых до «новых русских» дошло: надо меняться. Хотя бы внешне. Как-то уходить от образа отморозка - одеваться иначе, учится правильно говорить, не скандалить. И они стали меняться – выбросили малиновые пиджаки, притухли, насторожились.
И вот нет уже «новых русских». Они исчезли, оставив после себя россыпи анекдотов, которые давно устарели и мало кого веселят. Теперь «новыми русскими» никто называться не хочет. Сегодня это весьма сомнительное сочетание слов. Даже обидное. Состоятельные граждане морщатся, если их по старой памяти так называют. Им хочется, чтобы это звучное определение забылось или приросло к кому-то другому. Причем навсегда.
Так, может, оно снова к неграм вернется? В конце концов, они это придумали.